Что связало нас? Наверное, музыка. А может быть, свою роль сыграло бабушкино “счастливое” концертное платье из золотистого шелка?
Мне кажется, я и на свет-то появилась за роялем. Не могу даже в воспоминаниях раннего детства отделить себя от этого импозантного, серьезного, сверкающего лакированными, зеркальными боками “господина”. Перед глазами возникает картинка: сопя, пыхтя, влезаю на крутящийся табурет перед роялем, взгромоздившись, пытаюсь дотянуться до клавиш и… падаю, конечно. Хочу поднять оглушительный рев, но внезапно замечаю блестящие, отполированные тысячами прикосновений ног педали. У-у, тут уж не до рева!
Играю для Франции!
Сколько же мне тогда было — полтора, два года? Не помню, конечно. Но чувство захватывающего дух восторга при приближении к величественному инструменту живет во мне до сих пор. Моя “музыкальная” семья полностью разделяет это чувство, ведь мама — концерт мейстер, папа — дирижер, бабушка — одна из выдающихся пианисток-виртуозок семидесятых годов прошлого столетия. Кстати, я на нее очень похожа и лицом, и фигурой. Увы, играть она уже давно не может: суставным ревматизм. Но сколько она дала мне ценных советов, а как поддерживала перед экзаменами и концертами! А главное — подарила “счастливое” платье.
Ах, как же хорошо я помню свое первое выступление перед вне консерваторской аудиторией! Мне, студентке третьего курса по классу фортепиано, предложили принять участие в международном рождественском музыкальном вечере, на котором должны были блеснуть талантами юные музыканты из нескольких европейских стран. Проходил он в посольстве Франции на Якиманке. Изумительно красивое, живописное здание красного кирпича всегда привлекало мое внимание, когда я оказывалась на Октябрьской. Я представляла, какие там живописные интерьеры, и мечтала хоть одним глазком когда-нибудь взглянуть на них. И вот мне представилась такая возможность. Всего через месяц я буду выступать в посольстве самой романтической страны мира — Франции!
Когда я сообщила новость родителям и бабушке, в семье поднялся переполох. Папа начал объяснять мне, что я теперь должна заниматься чуть ли не круглые сутки, а мама побежала в аптеку и смела с прилавка все витаминные комплексы. И только бабушка посмотрела на меня с улыбкой и сказала:
— Так, дорогая моя. Давай-ка проверим твой гардеробчик!
Бабушка, как всегда, подумала о насущном — ведь занималась я и так очень много, лентяйкой никогда не была, а от такого количества витаминов могла и вовсе перепутать белые клавиши с черными. А вот концертного платья-то у меня как раз и не было! Признаться честно, тут было над чем задуматься: девушкой я была, мягко говоря, не худенькой. Семейный консилиум, собравшийся по поводу моего “музыкального” наряда, заседал несколько дней. Я покорно ездила с мамой и папой по разным бутикам и просто магазинам одежды, вертелась перед огромными, беспощадными зеркалами, в которых сама себе казалась отпрыском счастливого союза Карлсона и фрекен Бок. Увы, я была безнадежно “нестандартной”. Ну скажите, каким производителям дамских элегантных нарядов нужны маленькие, пухленькие женщины с бюстом четвертого размера? Во взглядах продавщиц я читала разные чувства: сочувствие, насмешку, ехидство, раздражение… Свою обиду я вымещала конечно же на бедных клавишах рояля во время занятий.
Бабушкин сюрприз
Летели дни, до концерта оставалось всего ничего времени, а я так и не могла ничего решить с костюмом.
Накануне торжественного дня приехала бабушка. Она принесла большой букет темно-красных, почти черных роз и большой шуршащий пакет.
— Пойдем-ка к тебе в комнату, — сказала она мне таинственно. — Посмотрим, насколько все изменилось за пятьдесят лет…
Не поняв смысл сказанного, я повела бабушку к себе. Прикрыв за собой дверь, бабушка ловким движением, как факир из шляпы, достала из пакета платье. То есть то, что это — платье, я осознала спустя некоторое время. А вначале на меня обрушились чувственный шелест натурального шелка и бледно-золотистая с переливами волна.
— Это мое концертное платье… — грустно сказала бабушка, глядя на то, как я прикладываю шелковое великолепие к себе. — Мне привез его твой дедушка. Из той страны, в посольстве которой ты будешь завтра выступать. Как он смог купить платье на меня, да такое, что идеально подошло мне, не знаю! Я успела надеть его всего два раза, а потом родилась твоя мама. И оно стало мне мало… Я думала, что его наденет моя дочка, а она фигурой вышла в папину родню. А ты — моя живая копия! Знаешь, у меня ведь тоже были проблемы с концертным костюмом.
Я осторожно, сантиметр за сантиметром, проникала в золотистый, гладкий, прохладный мир платья. И когда вышла из комнаты, чтобы взглянуть в большое зеркало в коридоре, выглянувшая из гостиной мама всплеснула руками:
— Ну как же красиво! Это гораздо лучше того, что мы примеряли! И ты в нем такая… юная и трогательная!
Хлопоты следующего дня захватили меня настолько, что я чуть не опоздала в салон красоты. Прическа, честно говоря, меня не очень порадовала, но обнадеживала ее солидность. Вчерашние слова мамы про мой юный вид не стали для меня комплиментом: я ненавидела собственную, как мне казалось, детскую пухлость! И, придя домой, первым делом кинулась примерять драгоценное платье.
Пьеса Дебюсси
Такого ужаса, как в тот момент, я не испытывала ни до, ни после. Голова взрослой дамы с вытянутым лицом и сильно начесанными волосами абсолютно не сочеталась с нарядом юной нимфы! Хуже всего было то, что времени на новую прическу не оставалось совсем. Всхлипывая, я стащила платье и попыталась расчесать волосяной кокон. Мне это удалось, но волосы выглядели теперь отвратительно: жесткие от лака, они топорщились по бокам, а на макушке лежали плоско.
— Ничего не поможет, — услышала я голос бабушки. Она подошла сзади и с сожалением оглядела безобразие на моей голове. — Иди в ванную. И чем скорее, тем лучше!
Я вытащила из сумки купленный накануне шампунь Shamtu и побрела мыть голову. Включила воду, уселась на край ванны, повертела в руках флакон — “придает волосам объем”. М-да, объем бы не помешал… На душе было черно, не осталось и следа от приподнятого, праздничного настроения, и я усиленно внушала себе, что публику будет интересовать моя игра, а не внешность. Времени не оставалось ни на какую прическу: успели бы волосы высохнуть! Про себя решила, что сделаю “хвост” и закреплю его заколкой со стразами. Но когда я подсушила волосы феном, стало жалко стягивать их в унылый “хвост”! Они были такие объемные и красивые, что я решила оставить их как есть. И когда надела платье, укрепилась в этой мысли. Никогда не была такой красивой и романтичной!
Пьеса Дебюсси, которую я собиралась исполнять, называлась “Девушка с волосами цвета льна”. Я была этой прекрасной девушкой с чудными волосами! Звуки переполняли меня и уносили вдаль на крыльях радости. И через полтора часа, в большом зале, перед роялем, я чувствовала то же самое — радость уверенности в себе, обретения своего “я”, счастье от возможности говорить с окружающими на волшебном языке тонов и полутонов. Аплодисменты, которыми взорвался зал после моего выступления, похвалы преподавательницы, сидевшей во втором ряду, и слезы бабушки я восприняла как должное. Да, это сделал Дебюсси! Ну, и я немного постаралась. А главное… Я встретила тогда своего принца, он тоже участвовал в этом концерте. Если честно, встретила-то я его давно, когда вместе поступали в консерваторию. Но он меня никогда не замечал. А тут подошел и сказал: “Если бы я не знал, как называется пьеса, я бы угадал… Глядя на тебя и слушая твою игру!”
С тех пор прошло почти десять лет. У нас подрастает дочка! Она ходит в музыкальную школу. А “счастливое” платье лежит в шкафу и ждет своего часа.
